Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем.
Странное нынче Крещенье. Неправильное. Где те самые «крещенские морозы»? Оттепель стоит уже который день. Температура – плюсовая. Снег, поразмышляв туманно в виде вязкой каши, обиделся и сошел на нет. Даже громадные сосульки, выглядевшие еще позавчера такими угрожающими, рухнули в одну из ночей – и вот их уже нет. Даже не верится, что еще в воскресенье была поездка, лыжи и сугробы.
Вспомнилось, как в глубоком детстве возили меня в сельцо к двоюродной бабке. Уже напрочь не помню, где это находится. Но помню, что было оно небольшим – в три улицы и одну обширную рыночную площадь. Но, как и подобает уважающему себя селу, имело церковь – старенькую и удивительно уютную. Рядом (уж не знаю, чей замысел), напротив, был сельсовет и клуб, где в субботу крутили фильмы, а после были танцы для местной и заезжей молодежи. Про сельсовет местные острили: «У бога за пазухой!» Престарелую свою родственницу я неизменно называл «тетя бабушка», поскольку мне однажды объяснили, что ей я прихожусь внучатым племянником. И были они с дедом истово верующими, даром, что дед был партийным. В церковь все равно ходили. Дед – тайком, а бабка – явно, почитая все церковные праздники, молясь по нескольку раз в день перед домашним киотом, занавешенным удивительной красоты рушниками-самовязами и снабженным неугасимой лампадой. Огонек лампады помещен был в стаканчик алого стекла, что в ночи выглядело немного зловеще, а сам стаканчик висел на цепочках, немудряще сооруженных из соединенных канцелярских скрепок.
Вот там Крещенье проходило со всею зимней атрибутикой: при скрипящих морозах, горящих печах, с сугробами по самые оконницы и ветрами, уныло воющими в щели вьюшки. Уж не знаю, как испросила тетя бабушка разрешения у моих родителей, но повела она меня в церковь. Я пошел из чистого любопытства. Убранство ее показалось мне ослепительным – множество икон в богатых, медных и серебряных окладах с каменьями, напоминавшими разноцветные леденцы, целые костровища из тоненьких церковных свечек… Тетя бабушка решила, что раз уж я пришел в церковь, то непременно должен причаститься. И всю дорогу пока шли туда, поучала, что надо делать и как себя вести. Я с замиранием ожидал, когда же ОНО наступит? Служба шла и шла, батюшка голосил мощным басом, дьяк тенорком поддерживал ритуальное, певчие, из числа местных же, аккуратно и старательно вступали в нужное время, тетя бабушка, знавшая ритуал назубок, вполголоса вторила им. Я заглядывал ей в рот, пытаясь попасть хотя бы в «аллилуйя», и всякий раз не попадал, прискуливая только: «… и-я-ааа…». Потом служка вынес серебряную чашу с вином, в которое была накрошена просфора – маленькая булочка грибочком, с оттиснутым на шляпке символом. Дети начали подходить по очереди первыми. Я-то помнил наставления тети бабушки, но совершенно был не согласен с рядом моментов. И на традиционный вопрос батюшки о грехах, багровея заявил со всем хамством, присущим детям: «Велели сказать, что грешен!...» Поп не выдержал и усмехнулся в бороду. А потом он обходил ряды прихожан с кадилом, а второй служитель носил сосуд со святой водой и макая в нее кисть окроплял всех стоящих. Я взирал на это удивительное действо, приоткрыв рот. Естественно, брызги воды и попали в рот! И тут мне стало уж совсем противно: мало того, что всех так негигиенично поили из одной, пусть даже золоченной, ложечки сильно разбавленным вином с пресным, как глина, тестом, так еще и непонятно какой чистоты вода в рот попала! Я смачно плюнул на пол церкви. На меня грозно зашикали, тетя бабушка покраснела, как розаны на ее платке и, судорожно зажав мою руку, потащила вон. Больше в ту церковь я не ходил…
Вспомнилось, как в глубоком детстве возили меня в сельцо к двоюродной бабке. Уже напрочь не помню, где это находится. Но помню, что было оно небольшим – в три улицы и одну обширную рыночную площадь. Но, как и подобает уважающему себя селу, имело церковь – старенькую и удивительно уютную. Рядом (уж не знаю, чей замысел), напротив, был сельсовет и клуб, где в субботу крутили фильмы, а после были танцы для местной и заезжей молодежи. Про сельсовет местные острили: «У бога за пазухой!» Престарелую свою родственницу я неизменно называл «тетя бабушка», поскольку мне однажды объяснили, что ей я прихожусь внучатым племянником. И были они с дедом истово верующими, даром, что дед был партийным. В церковь все равно ходили. Дед – тайком, а бабка – явно, почитая все церковные праздники, молясь по нескольку раз в день перед домашним киотом, занавешенным удивительной красоты рушниками-самовязами и снабженным неугасимой лампадой. Огонек лампады помещен был в стаканчик алого стекла, что в ночи выглядело немного зловеще, а сам стаканчик висел на цепочках, немудряще сооруженных из соединенных канцелярских скрепок.
Вот там Крещенье проходило со всею зимней атрибутикой: при скрипящих морозах, горящих печах, с сугробами по самые оконницы и ветрами, уныло воющими в щели вьюшки. Уж не знаю, как испросила тетя бабушка разрешения у моих родителей, но повела она меня в церковь. Я пошел из чистого любопытства. Убранство ее показалось мне ослепительным – множество икон в богатых, медных и серебряных окладах с каменьями, напоминавшими разноцветные леденцы, целые костровища из тоненьких церковных свечек… Тетя бабушка решила, что раз уж я пришел в церковь, то непременно должен причаститься. И всю дорогу пока шли туда, поучала, что надо делать и как себя вести. Я с замиранием ожидал, когда же ОНО наступит? Служба шла и шла, батюшка голосил мощным басом, дьяк тенорком поддерживал ритуальное, певчие, из числа местных же, аккуратно и старательно вступали в нужное время, тетя бабушка, знавшая ритуал назубок, вполголоса вторила им. Я заглядывал ей в рот, пытаясь попасть хотя бы в «аллилуйя», и всякий раз не попадал, прискуливая только: «… и-я-ааа…». Потом служка вынес серебряную чашу с вином, в которое была накрошена просфора – маленькая булочка грибочком, с оттиснутым на шляпке символом. Дети начали подходить по очереди первыми. Я-то помнил наставления тети бабушки, но совершенно был не согласен с рядом моментов. И на традиционный вопрос батюшки о грехах, багровея заявил со всем хамством, присущим детям: «Велели сказать, что грешен!...» Поп не выдержал и усмехнулся в бороду. А потом он обходил ряды прихожан с кадилом, а второй служитель носил сосуд со святой водой и макая в нее кисть окроплял всех стоящих. Я взирал на это удивительное действо, приоткрыв рот. Естественно, брызги воды и попали в рот! И тут мне стало уж совсем противно: мало того, что всех так негигиенично поили из одной, пусть даже золоченной, ложечки сильно разбавленным вином с пресным, как глина, тестом, так еще и непонятно какой чистоты вода в рот попала! Я смачно плюнул на пол церкви. На меня грозно зашикали, тетя бабушка покраснела, как розаны на ее платке и, судорожно зажав мою руку, потащила вон. Больше в ту церковь я не ходил…
-
-
21.01.2009 в 19:36-
-
21.01.2009 в 19:41Спасибо, что заходите сюда, а то я один все, как перст!
-
-
21.01.2009 в 19:45-
-
21.01.2009 в 19:53"верхи" у меня вместе с ногой кончились
Может это бестактно, но я видел у Вас фото с палочкой... А что с ногой?
-
-
21.01.2009 в 19:55Я пост возьму попользоваться?
-
-
21.01.2009 в 19:57Хм... а что значит "попользоваться?"
-
-
21.01.2009 в 20:02Но и ссылок (url записи) я на него не даю, потому что не копирую
По таким вот постам я пишу рассказы. К примеру, пост Морги о том, что компьютер включен, а в комнате никого нет, послужил сюжетом для Кузикова, где показана связь чиновничества с нечистой силой и дается краткая характеристика древней войны: народ русский под Богом, чиновники над народом стоят, а над чиновниками - его величество дьявол.
А пост о том, что ул. Розенштейна очень унылая, обернулся рассказом о том, что и с открытыми глазами можно спать.
-
-
21.01.2009 в 20:06*пошел смотреть про компьютер...*
-
-
21.01.2009 в 20:12Авось, если так дело пойдет, еще год-полтора и вообще о трости забуду.
-
-
21.01.2009 в 20:18Да и голова - не "ахиллесова пята"
Желаю Вам полного восстановления. И собака - это хорошо! Ей - удовольствие, а Вам - польза. Только без "шоколадных" эксцессов!
-
-
21.01.2009 в 21:43И рассказ получился теплым, живым