Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем.
Вчера опять провел вечер в обществе мадам Фаины (соседки) и ее «деточек», как она их неизменно называет. Впрочем, она всех так называет. Когда дети приезжают с внучкой, весьма спелой девицей, то я просто путаюсь, о ком из «деточек» она ведет речь, о ней, о них, или вообще, ко мне обращается
. Правда, на этот раз предметом интереса была не карточная игра, а фотографии. Гости отсняли массу кадров на цифровик, а просмотреть можно было только на моем компе. Соседка ахала, охала, хваталась за сердце, и потребовала, чтобы это все у меня осталось, чтобы у нее была возможность смотреть на «деточек», когда станет грустно.
А потом мы пошли к ней и она достала старые фотоальбомы. Я не люблю фотографироваться, но с удовольствием разглядываю чужие фотографии. Там – ее деточки, вполне соответствуют этому слову. И она сама: молодая, гордая… Вот странно, мужа ее я напрочь не помню. Хотя и помню, что таковой был. А вот ее отца – помню прекрасно! Хотя он уже больше 10 лет как ушел из жизни. Наверное, потому, что такая колоритная личность просто не могла стереться из памяти. Он, приходя, всегда приносил ребятишкам угощение: вареных креветок, которых неизменно называл «вошами», и холодный лимонад. При этом покрикивал, как когда-то мальчишкой на базаре:
- А вот кому воды холодной с ЛЁДОМ!...
Есть у нас для вас воды холодной!
Потешались и принимали угощение.
Он был потрясающе крепким и мощным мужчиной. Никто и никогда не дал бы ему его семидесяти с пышным хвостиком. Волосы у него были густые и совершенно темные, прямыми прядями падавшие по обе стороны лица. В молодости (это в годы Первой мировой!) был он грузчиком в порту. И был у него такой… мерин-тяжеловоз, впряженный в платформу на резиновых колесах. На таких возили ящики с грузом от судов на склады. И был он знаком со всеми контрабандистами, и выручал их не раз, судя по его невероятно правдивым рассказам с массой деталей. Рассказывая об этом он иногда принимался петь. Щедро пересыпая дико неприличные куплеты попевками типа:
- А ёц, тыр-коц, тар-дири-дири, тач,
Тири-бари-тари, опа!
Мы слушали его, раскрыв рты от восторга.
А на старых, пожелтевших, но удивительно четких фотографиях он остался в обществе своей первой (или не первой? Он трех жен пережил и, увы, почти всех своих детей…) жены и с сыном Абрамом. Сына он называл Бобром. И, прищелкивая языком, говорил, что «в шубе у него немало серебра», поминая добрым словом дедушку Крылова и внучека Михалкова. И что серебро в шубе и бороде никак не влияет на количество лис и «прочих сючек» вокруг «Этого беспутника беспутного». А Фаину любил больше всех прочих детей. Играя звучанием ее имени приговаривал:
- Ты у меня сама файна! (самая красивая, лучшая).

А потом мы пошли к ней и она достала старые фотоальбомы. Я не люблю фотографироваться, но с удовольствием разглядываю чужие фотографии. Там – ее деточки, вполне соответствуют этому слову. И она сама: молодая, гордая… Вот странно, мужа ее я напрочь не помню. Хотя и помню, что таковой был. А вот ее отца – помню прекрасно! Хотя он уже больше 10 лет как ушел из жизни. Наверное, потому, что такая колоритная личность просто не могла стереться из памяти. Он, приходя, всегда приносил ребятишкам угощение: вареных креветок, которых неизменно называл «вошами», и холодный лимонад. При этом покрикивал, как когда-то мальчишкой на базаре:
- А вот кому воды холодной с ЛЁДОМ!...
Есть у нас для вас воды холодной!
Потешались и принимали угощение.
Он был потрясающе крепким и мощным мужчиной. Никто и никогда не дал бы ему его семидесяти с пышным хвостиком. Волосы у него были густые и совершенно темные, прямыми прядями падавшие по обе стороны лица. В молодости (это в годы Первой мировой!) был он грузчиком в порту. И был у него такой… мерин-тяжеловоз, впряженный в платформу на резиновых колесах. На таких возили ящики с грузом от судов на склады. И был он знаком со всеми контрабандистами, и выручал их не раз, судя по его невероятно правдивым рассказам с массой деталей. Рассказывая об этом он иногда принимался петь. Щедро пересыпая дико неприличные куплеты попевками типа:
- А ёц, тыр-коц, тар-дири-дири, тач,
Тири-бари-тари, опа!
Мы слушали его, раскрыв рты от восторга.
А на старых, пожелтевших, но удивительно четких фотографиях он остался в обществе своей первой (или не первой? Он трех жен пережил и, увы, почти всех своих детей…) жены и с сыном Абрамом. Сына он называл Бобром. И, прищелкивая языком, говорил, что «в шубе у него немало серебра», поминая добрым словом дедушку Крылова и внучека Михалкова. И что серебро в шубе и бороде никак не влияет на количество лис и «прочих сючек» вокруг «Этого беспутника беспутного». А Фаину любил больше всех прочих детей. Играя звучанием ее имени приговаривал:
- Ты у меня сама файна! (самая красивая, лучшая).