Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем.
Так. Из последних новостей: мои приятели собираются прийти ко мне в гости в воскресенье. Я спокоен.
Какого черта?!! Я мечусь, как муравей по горячей сковородке, пытаясь навести порядок в своей берлоге! Уже после звонка в пятницу плясал весь вечер с пылесосом. Но потом успокоился, и сегодня с утра занялся методичным разбором «авгиевых конюшен». Нет, конечно, все не так уж страшно!
Влажным полотенцем протер от пыли всю посуду. Благо, ее стало значительно меньше за последнее время. Еще перед отъездом весь массивный литой хрусталь и бронзовые статуэтки отнесли в магазин антиквариата. В комиссионные ушли и меха, и избыток одежды. Часть бесполезных для меня предметов обихода, сколько-нибудь привлекательных – раздарил знакомым. Только на библиотеку рука не поднялась. А кто бы осудил меня за это? Все старые подшивки «толстых» литературных журналов, типа «Новый мир», «Звезда», «Иностранная литература» переместились на антресоли над общей кухней. По-доброму надо было бы аккуратно вынуть оттуда все романы и переплести… Но, во-первых, откровенно лень. А во –вторых все это можно найти в печатном виде, либо в инете. Но, перебирая вещи на буфетах и горке, невольно затормозился. Вспомнилась наша старая квартира в Егупце, моя добрая бабушка и ее комоды и горки! Они были полны всяческих предметов, представлявших невероятное любопытство для меня, маленького. Больше половины всего, хранившегося в необъятных недрах бабушкиных комодов было мне совершенно неизвестно. Странное занятие для ребенка, но я очень любил приходить в бабушкину комнату, с ее молчаливого согласия открывать дверцу шкафа… До сих пор помню этот удивительный запах трав, хранившихся в марлевых мешочках и предохранявших от прожорливой моли бабушкины меха: лаванда, полынь, мята, ромашка… А на старых, довоенных фото – моя красавица-бабушка: молодая, несколько высокомерная. В этих невероятных модельных панбархатных платьях и нежных мехах на шее… Меня потрясали ее «сокровища», - перламутровые и палисандровые, украшенные черными блестками веера, нежные, полуистлевшие китайские шелковые опахала с изображениями иволг на ветке цветущей сливы, раковины и кораллы далеких приморских городов, хранившиеся в ярких коробочках из-под индийского чая, украшенных изображениями слонов в позолоченных попонах и индусскими красавицами, танцующими свои непостижимые танцы. Маленькая резная шкатулка скрывала множество колец, медальонов, браслетов, клипс… Бабушка так и не решилась проколоть уши! До сих пор помню ее изящный медальон с крохотными часиками, давным-давно остановившимися и не нашедшими достойного мастера, который мог бы их воскресить. Мне тогда казалось, что эти часики стоят оттого, что в них, как в консервной банке, запечатано то, бабушкино время… Потом мне нередко снился один и тот же сон: я брожу по бесконечным комнатам какого-то невероятного дома. Все комнаты уставлены старинной мебелью, от которой пахнет полынью и ромашкой. И я открываю эти горки и буфеты и разглядываю незнакомые, невероятные, фантастические предметы… Чтобы тут же рядом возникла бабушка, которая нежно берет каждую вещь в руки, бережно отирает ее от пыли, и долго, дрожащим от неизвестных мне чувств рассказывает их историю.
Я до сих пор люблю старые вещи. И, открывая свои собственные буфеты, чувствую себя искателем кладов!
… А, выйдя днем в магазин, чтобы закупить продуктов на завтра, был опечален зрелищем разом оголившегося сквера. Одна ночь с заморозками – и вся листва опала! Акации стоят голые и бесприютные. Видимо, был еще и ветер, потому что листья лежат почти все вытянувшись ковриком в сторону юга. Как будто дерево отбрасывает золотую тень от несуществующей кроны. И эти жалкие и трогательные листочки акации, овальные, разделенные тонкой прожилкой – как бледные бескровные губы, все еще пытающиеся искривиться в прощальной улыбке…
Какого черта?!! Я мечусь, как муравей по горячей сковородке, пытаясь навести порядок в своей берлоге! Уже после звонка в пятницу плясал весь вечер с пылесосом. Но потом успокоился, и сегодня с утра занялся методичным разбором «авгиевых конюшен». Нет, конечно, все не так уж страшно!
Влажным полотенцем протер от пыли всю посуду. Благо, ее стало значительно меньше за последнее время. Еще перед отъездом весь массивный литой хрусталь и бронзовые статуэтки отнесли в магазин антиквариата. В комиссионные ушли и меха, и избыток одежды. Часть бесполезных для меня предметов обихода, сколько-нибудь привлекательных – раздарил знакомым. Только на библиотеку рука не поднялась. А кто бы осудил меня за это? Все старые подшивки «толстых» литературных журналов, типа «Новый мир», «Звезда», «Иностранная литература» переместились на антресоли над общей кухней. По-доброму надо было бы аккуратно вынуть оттуда все романы и переплести… Но, во-первых, откровенно лень. А во –вторых все это можно найти в печатном виде, либо в инете. Но, перебирая вещи на буфетах и горке, невольно затормозился. Вспомнилась наша старая квартира в Егупце, моя добрая бабушка и ее комоды и горки! Они были полны всяческих предметов, представлявших невероятное любопытство для меня, маленького. Больше половины всего, хранившегося в необъятных недрах бабушкиных комодов было мне совершенно неизвестно. Странное занятие для ребенка, но я очень любил приходить в бабушкину комнату, с ее молчаливого согласия открывать дверцу шкафа… До сих пор помню этот удивительный запах трав, хранившихся в марлевых мешочках и предохранявших от прожорливой моли бабушкины меха: лаванда, полынь, мята, ромашка… А на старых, довоенных фото – моя красавица-бабушка: молодая, несколько высокомерная. В этих невероятных модельных панбархатных платьях и нежных мехах на шее… Меня потрясали ее «сокровища», - перламутровые и палисандровые, украшенные черными блестками веера, нежные, полуистлевшие китайские шелковые опахала с изображениями иволг на ветке цветущей сливы, раковины и кораллы далеких приморских городов, хранившиеся в ярких коробочках из-под индийского чая, украшенных изображениями слонов в позолоченных попонах и индусскими красавицами, танцующими свои непостижимые танцы. Маленькая резная шкатулка скрывала множество колец, медальонов, браслетов, клипс… Бабушка так и не решилась проколоть уши! До сих пор помню ее изящный медальон с крохотными часиками, давным-давно остановившимися и не нашедшими достойного мастера, который мог бы их воскресить. Мне тогда казалось, что эти часики стоят оттого, что в них, как в консервной банке, запечатано то, бабушкино время… Потом мне нередко снился один и тот же сон: я брожу по бесконечным комнатам какого-то невероятного дома. Все комнаты уставлены старинной мебелью, от которой пахнет полынью и ромашкой. И я открываю эти горки и буфеты и разглядываю незнакомые, невероятные, фантастические предметы… Чтобы тут же рядом возникла бабушка, которая нежно берет каждую вещь в руки, бережно отирает ее от пыли, и долго, дрожащим от неизвестных мне чувств рассказывает их историю. Я до сих пор люблю старые вещи. И, открывая свои собственные буфеты, чувствую себя искателем кладов!
… А, выйдя днем в магазин, чтобы закупить продуктов на завтра, был опечален зрелищем разом оголившегося сквера. Одна ночь с заморозками – и вся листва опала! Акации стоят голые и бесприютные. Видимо, был еще и ветер, потому что листья лежат почти все вытянувшись ковриком в сторону юга. Как будто дерево отбрасывает золотую тень от несуществующей кроны. И эти жалкие и трогательные листочки акации, овальные, разделенные тонкой прожилкой – как бледные бескровные губы, все еще пытающиеся искривиться в прощальной улыбке…
