Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем.
Охо-хо! Ну и пришлось мне помотаться сегодня!!
* **
После почти недели затяжных дождей сегодня меня не разбудил гудок звукового маяка. Значит, погода будет ясной. Ну – повод заняться стиркой, например. Тем более, что проснулся ни свет, ни заря. Загрузил полную машину. Благо – почти бесшумная. Тут же на кухне образовалась соседка с чайником:
- ** -чка, деточка, твоя малахольная Риммочка должна рвать волосы на голове и под мышками, что оставила такого парня! ... Я тут с вечера тоже стирала, развесишь там, со своим?
Конечно, я соглашаюсь. Белье у нас по старинке сушится на чердаке. Только в прежние времена можно было на ночь оставить, редко воры озоровали, да и кому оно надо – б\ушное шмотьё. А сейчас времена переменились. Но сходить на чердак – это особое действо!
Благословенны будь чердаки старого города, где с пылью и кошачьим запахом мальчишки впитывали воздух особой романтики. По чердачным переходам легко можно было перебраться с одного конца квартала в другой. Там устраивались «штабы». Туда убегали от взрослых, впервые вкусить сладкий грех первой, дешевой цыгарки, распить купленную вскладчину бутылку портвейна… Набравшись мужества, невинность теряли там же.
У команды нашего двора тоже был свой «штаб». Местоположение его нужно было держать в жуткой тайне, вход – маскировать, и вечно дрожать, думая о сохранности «сокровищ», в штабе хранящихся. Теперь там остались только старый деревянный штурвал на стене (кабачки, и прочие заведения, с дизайном в виде палуб и кают, дорого дали бы за эту рухлядь!), бинокль, из которого кто-то заботливый вынул линзы, и двухсветный фонарь в рыжем брезентовом чехле. Фонарь принадлежал ЖД обходчику, но при нашей богатой фантазии, «позорное сухопутное прошлое» фонаря ему легко прощалось. Дико мечтали повесить рынду, но на блошинке она стоила безумно дорого, а украсть или выпросить было не у кого. А вот карты были. Старые, истрепанные, но настоящие морские карты, с таинственными (для нас) линиями и пунктирами, сделанными разноцветными карандашами. Скорее всего – каботажные маршруты, но какое это имело значение, если наше воображение рисовало сброшенные с пиратских судов бочонки с монетами и оружием, покоящиеся на дне, чуть ли под каждым странным значком на карте…
Помню, какие скандалы закатывала мне мама после каждого посещения вожделенного чердака… Еще бы, - домашнее дитя, ученик престижной спец школы. И все такое. Да у нас полдома училось в таких школах! (Как узнать, кто из евреев играет на пианино? Все просто: тот, у кого в руках нет футляра со скрипкой). Тогда я покорно садился за старенькое пианино с обломанными, давно не чищенными медными подсвечниками по бокам, добросовестно два часа наяривал этюды Черни, пел упражнения по сольфеджио, и пытался сочинить гимн для нашей команды:
- Летучие голландцы, и прочие варяги.
Дрожали, как зас…цы, завидев наши стяги…
И все-таки убегал на чердак.
* **
После почти недели затяжных дождей сегодня меня не разбудил гудок звукового маяка. Значит, погода будет ясной. Ну – повод заняться стиркой, например. Тем более, что проснулся ни свет, ни заря. Загрузил полную машину. Благо – почти бесшумная. Тут же на кухне образовалась соседка с чайником:
- ** -чка, деточка, твоя малахольная Риммочка должна рвать волосы на голове и под мышками, что оставила такого парня! ... Я тут с вечера тоже стирала, развесишь там, со своим?
Конечно, я соглашаюсь. Белье у нас по старинке сушится на чердаке. Только в прежние времена можно было на ночь оставить, редко воры озоровали, да и кому оно надо – б\ушное шмотьё. А сейчас времена переменились. Но сходить на чердак – это особое действо!
Благословенны будь чердаки старого города, где с пылью и кошачьим запахом мальчишки впитывали воздух особой романтики. По чердачным переходам легко можно было перебраться с одного конца квартала в другой. Там устраивались «штабы». Туда убегали от взрослых, впервые вкусить сладкий грех первой, дешевой цыгарки, распить купленную вскладчину бутылку портвейна… Набравшись мужества, невинность теряли там же.
У команды нашего двора тоже был свой «штаб». Местоположение его нужно было держать в жуткой тайне, вход – маскировать, и вечно дрожать, думая о сохранности «сокровищ», в штабе хранящихся. Теперь там остались только старый деревянный штурвал на стене (кабачки, и прочие заведения, с дизайном в виде палуб и кают, дорого дали бы за эту рухлядь!), бинокль, из которого кто-то заботливый вынул линзы, и двухсветный фонарь в рыжем брезентовом чехле. Фонарь принадлежал ЖД обходчику, но при нашей богатой фантазии, «позорное сухопутное прошлое» фонаря ему легко прощалось. Дико мечтали повесить рынду, но на блошинке она стоила безумно дорого, а украсть или выпросить было не у кого. А вот карты были. Старые, истрепанные, но настоящие морские карты, с таинственными (для нас) линиями и пунктирами, сделанными разноцветными карандашами. Скорее всего – каботажные маршруты, но какое это имело значение, если наше воображение рисовало сброшенные с пиратских судов бочонки с монетами и оружием, покоящиеся на дне, чуть ли под каждым странным значком на карте…
Помню, какие скандалы закатывала мне мама после каждого посещения вожделенного чердака… Еще бы, - домашнее дитя, ученик престижной спец школы. И все такое. Да у нас полдома училось в таких школах! (Как узнать, кто из евреев играет на пианино? Все просто: тот, у кого в руках нет футляра со скрипкой). Тогда я покорно садился за старенькое пианино с обломанными, давно не чищенными медными подсвечниками по бокам, добросовестно два часа наяривал этюды Черни, пел упражнения по сольфеджио, и пытался сочинить гимн для нашей команды:
- Летучие голландцы, и прочие варяги.
Дрожали, как зас…цы, завидев наши стяги…
И все-таки убегал на чердак.
) за тем, что происходит в квартирах напротив, ловить обрывки разговоров, догадываться, о чем они, или фантазировать, о чем могли бы быть. А по запахам можно угадать, кто что готовит на ужин, кто собирается в гости или у кого гости... Мощный запах новых парфюмов в этом случае перебивает все.